ЗЕРКАЛО Запорожья

Партия регионов настаивает, что воплощение в жизнь высоких социальных стандартов возможно, и для этого не потребуется много времени. Эксперты в области экономики считают, что иного источника наполнения государственного бюджета, который способен обеспечить планы регионалов, кроме приватизации оставшейся госсобственности, не существует. 

Вниманию читателей "ЗЗ" предлагаем выдержки из статьи "Большая распродажа", опубликованной в еженедельнике "2000".

Перехватизация»

Итак, распродажа госсобственности — это, бесспорно, самый быстрый способ для государства выручить некую сумму, что особенно важно, если деньги остро нужны на какие-то неотложные меры. Но при этом стоит учитывать, что на практике денег этих хватит в лучшем случае на разовое латание дыр в казне. В этом году дефицит того же Пенсионного фонда составит не менее 18 млрд. грн. (общий размер ПФ — более 111 млрд. грн.), т. е. почти вдвое больше, чем государство может выручить, если попытается продать национального оператора связи, что называется, с ходу.

Чаще в практике отечественной приватизации бывало так, что в итоге государство само лишало себя доходов, пуская с молотка весьма прибыльные предприятия по цене, эквивалентной их доходам за несколько лет. Еще чаще цена сделок оказывалась на порядок меньше стоимости основных фондов предприятия. Именно так произошло, к примеру, с сахарными заводами. Новые собственники в ходе реформ предпочли не развивать предприятия, а разобрать и продать на металлолом. В итоге Украина вначале прекратила экспортировать сахар, а в последние годы испытывает его острейший дефицит для собственных нужд, закупая теперь этот продукт за рубежом.

«Криворожсталь» — предприятие, которое могло платить в бюджет налоги с годовой прибыли в 3 млрд. грн., теперь дает прибыль частному лицу, а 14 тыс. рабочих сокращены. Флагмана металлургии продали в 2005 г. за 24,2 млрд. грн. — к 2012-му предприятие, скорее всего, само отобьет инвестору эту же сумму.

Так, отдавая самые перспективные заводы в частные руки, государство не только зачастую оставляло себя без солидных поступлений на будущее, которые могло бы направлять и на финансирование различных инвестиционных и инновационных проектов, и на повышение пенсий. Чтобы теперь восполнять потери, ему приходится изыскивать ресурсы либо за счет расширения базы налогов, либо за счет кредитов (как правило, внешних).

В современной мировой экономической науке как не было, так и нет единого мнения по поводу полезности или пагубности приватизации как таковой. Нет и научно обоснованной для всех типов экономик стратегии продажи тех или иных видов госсобственности. Ясно одно: приватизация сама по себе не гарантирует прогресс, а лишь усиливает конкурентность в экономике.

Опыт повальной приватизации на постсоветском пространстве в реальной жизни показывал полное нарушение теории: приватизация не становилась инструментом эффективности, а напротив — нередко оказывала деструктивное воздействие на отдельные отрасли и экономику в целом (например, вследствие утраты «эффекта масштаба» некогда крупными хозяйственными комплексами, теперь раздробленными на множество мелких приватизированных фирм, которые не инвестируют, а транжирят ресурсы на борьбу друг с другом).

Да, централизованное планирование, свойственное госсектору, создавало ряд новых проблем, которых так не любят либеральные экономисты: тут и снижение регулирующей функции цен, и избыточная занятость, утрата связи доходов с результатами труда, перекосы в промышленности из-за поддержания в работоспособном состоянии морально устаревшего оборудования (социальное государство не увольняет персонал и не закрывает заводы сразу, как только их продукция перестает пользоваться спросом).

Однако в современном «развитом капиталистическом мире» мы очень часто можем натолкнуться на еще большее несоответствие теории практике. В большинстве развитых стран доля госсектора весьма и весьма велика, во многих она теперь гораздо больше, чем в современной Украине. Как правило, госсектор доминирует в определенных базовых отраслях. Полностью в госсобственности находится, к примеру, электроэнергетика в Японии, Испании и Канаде, железнодорожный транспорт — во Франции, Италии, Швеции, Испании и Австрии, авиатранспорт — во Франции и Испании, связь — в США и Японии.

В Италии, например, крупнейшие госкомпании контролируют черную металлургию, электротехническую и судостроительную промышленность. В Великобритании госсектор все еще сохраняет влияние в угольной промышленности, а также (как и в современной Украине) в сфере железных дорог, транспортной инфраструктуры, ВПК и ядерной энергетики. Во Франции доля госсектора одна из самых высоких в Европе — в электроэнергетике, аэрокосмической, электронной, химической промышленности, а также в металлургии и частично в автомобилестроении.

Дело в том, что в большинстве западных стран государственным считается предприятие, где правительству или госструктурам принадлежит более 50% капитала. В реальности во многих западных странах велико участие государства в капитале даже многих транснациональных корпораций. В частности, четверть пакета акций Volkswagen Group, основного производителя автомобилей в Европе (контролирует также бренды Audi, Porsche, Seat, Skoda, Bentley, Bugatti, Lamborghini), держит муниципальный совет земли Нижняя Саксония.

По официальным оценкам доля госсобственности в наиболее развитых странах (например, таких как США или Япония) в последние десятилетия остается на уровне более трети. В странах вроде Швеции — около половины. А доля госсектора в структуре национального дохода в тех же США — вообще около 50%. По результатам кризиса и национализации проблемных банков и ипотечных агентств, надо полагать, отметка будет выше.

Объективно трудно оценить, где в современных западных экономиках сегодня заканчивается государство и начинается частная корпорация. Известно, например, что ключевыми акционерами многих транснациональных компаний родом из США или Великобритании часто выступают крупнейшие банки этих стран. Но в обеих функцию национальных банков и финансовых регуляторов (по типу украинского НБУ, т. е. выступающих в роли госорганов, которые отвечают в числе прочего и за выпуск национальных валют) выполняют консорциумы частных банков! В США это Федеральная резервная система (ФРС), в Великобритании — Банк Англии. В общем, на Западе не все так однозначно сегодня даже в вопросе разделения функций государства и бизнеса.

Взамен горы — мышь?

По состоянию на конец 2009 г. в Реестре корпоративных прав Украины насчитывается 754 хозяйственных общества, в уставном капитале которых присутствует доля государства. В то же время общая сумма дивидендов от участия в акционерном капитале в последние годы невелика и колеблется на уровне около 300 млн. грн. Другими словами, госбюджет от госсобственности не получает сегодня почти ничего.

За годы приватизации (начиная с 1992-го и до настоящего момента) в Украине в частные руки было продано около 120 тыс. госпредприятий. Сейчас доля частного сектора в структуре активов страны составляет около 70% и колеблется от 40% в производстве электроэнергии до 90% в химической, металлургической и легкой промышленности.

Разумеется, процесс разгосударствления за долгие годы в корне изменил всю структуру национальной экономики — начиная с общей занятости населения и заканчивая положением дел в отдельных отраслях. Так, за этот период количество работающих в промышленности сократилось с почти 8 млн. до 3,5 млн., в сельском хозяйстве — с 5 до 3,6 млн. А в течение десяти из 18 лет реформ украинская экономика непрерывно падала (в том числе в 2009-м).

Впрочем, самое любопытное — в другом. За все время приватизации государство получило, по официальным отчетам ФГИ, около 50 млрд. грн. (или около $6,2 млрд., если считать по нынешнему курсу). Если учесть, что годовой ВВП Украины сегодня близок к $100 млрд., то выходит, что государство, передав такие колоссальные активы в частные руки, за все годы выручило сумму, эквивалентную всего лишь месячному обороту товаров и услуг внутри национальной экономики.

Юрий ЛУКАШИН