Этот день относится к таким, которых ждут годами, до крови кусая губы. Так влюбленные ждут встречи после долгой разлуки. Так верующие в посте ждут праздника Воскресения Христова. Так узники ждут свободы. В Запорожье он зазвучал нежданно далеким эхом ангельской песни, мучительным и тревожным аккордом любви. Все пережитое в этот день слилось в уникальную симфонию человеческой души. И несколько сотен таких душ, кружившихся во вторник в незримом танце под музыку Маэстро Бреговича, оставили свои неповторимые и вечные отпечатки на сердечной глади Вселенной.
В«Оркестр свадеб и похорон» выступил в Запорожье во вторник, 15 марта, в ДК ДСС в рамках тура по пяти крупнейшим городам страны, проходящего при поддержке всеукраинского объединения «Вече Украины». Не стану пристально рассматривать исполнительское мастерство музыкантов. Да и не смог бы я этого сделать при всем желании, поскольку сам по-настоящему открыл для себя Бреговича лишь в этот день, когда величественные живые звуки, извлекаемые из классических инструментов сорока двумя виртуозами из шестнадцати государств мира, открыли мне всю преступность моего предыдущего прослушивания ТАКОЙ музыки через маленькие компьютерные колонки. И никому не нужен был бы мой «анализ» творчества великого оркестра, кроме разве что личного психиатра. Но даже такового у меня не имеется. Для подобного «анализа» достаточно лишь одного примера, приведенного выступавшей перед концертом Инной Богословской: билеты на концерт Горана Бреговича в Лондоне были пущены в продажу за полтора года до концерта и раскуплены в один миг. И все же я проделаю одну неблагодарную, почти безрезультатную и нелегкую работу. Я попытаюсь немного приоткрыть радость и боль одной души, вызванные трехчасовым пребыванием в мире сербского повелителя звуков.
Тихое и неспешное нейтральное звучание первых трех композиций нисколько не трогало меня и, наверное, таким и было задумано Маэстро, чтобы «причесать» мысли и эмоции зрителей, заново, с чистого листа начать наше музыкальное образование, вызвать в нас жадность познания прекрасного, присущую разве что детям. И когда Он появился на сцене, в зале были уже вовсе не те люди, которые какие-нибудь полчаса назад входили во Дворец культуры.
Музыкальные «качели» просто швыряли зал из крайности в крайность, от ощущения бесконечного, как наше бессмертие, отчаяния во время «похоронных» композиций, до короткой как наша жизнь, но такой же яркой и искрящейся радости от зажигательных цыганских и славянских свадеб. Кто знает, может быть, моя душа отзывалась на музыкальные ласки неадекватно, а может быть, именно так переживал это музыкальное священнодействие весь зал, но именно от искрометных «вещей» Маэстро, от которых должно бы хотеться броситься в пляс, меня охватывала беспросветная и, казалось, неизлечимая грусть. Почему-то стало немного обидно оттого, что жизнь, по большому счету, прекрасна, жаль себя и всех собравшихся, потому, что там, за стенами храма искусства, в который на три часа преобразился ДК ДСС, сбивает с ног ветер измен и стынет сердце от холода окружающего равнодушия. Из последних сил стараешься сдержать слезы, и когда эти силы иссякают, цинично веселые духовые инструменты умолкают, их сменяют тягучие струнные звуки и какая-то неземной целительный бальзам любви придает сил, недостающих для того, чтобы пережить душевное ненастье, заставляет крепче сжимать зубы и прищуривать в миг высыхающие глаза. Расшатывает установившийся мертвящий обывательский комфорт широкий духовный горизонт музыки Бреговича, воспринимаемый даже на незнакомом языке. Смиренное христианское восприятие любви во время хорового исполнения молитвы «Отче наш» сменяет языческая радость жизни композиции с названием, говорящим само за себя - «Sex», и наоборот. Эти крайности, присущие всем, в музыке Бреговича борются друг с другом, иногда сливаются в этой борьбе, но всегда четко разделяются и противопоставляются, как жизнь и смерть. Возможно, кто-то в этот вечер погиб в этой борьбе и ушел духовно омертвевшим, но я верю, что зал ДК в этот вечер выплеснул на улицы Запорожья победителей - «скупых в осуждении и щедрых в прощении».
Бесчисленное количество раз хороня себя и гуляя вновь и вновь на собственных свадьбах, жду «Эдерлези». Начало этой всемирно известной мелодии вызывает во мне разочарование. Кажется, многие уже прозвучавшие композиции глубже, выше и шире и слава «Эдерлези» не совсем заслужена. Но когда к одной из трех оркестровых вокалисток, традиционно исполняющей «Эдерлези», Васке Янковской присоединяется хор из четырнадцати исполнителей, мое восприятие дополняется даже на физиологическом уровне. Раз за разом меня обдает холодом с головы до ног, показалось, что пришел самый подходящий момент для смерти, но невыносимо захотелось выжить и жить до тех пор, пока не померкнет слава «Эдерлези» и ее создателя, то есть вечно. Эта песня, этот очерченный часовыми рамками вечер и свободная от власти деспотичного времени музыка Бреговича ненадолго вывели нас за околицу времен, позволили… нет, просто заставили побыть наедине с собой в гримерке вечности, подвести итоги и дать обеты.
В зале сидели известные всему городу люди, любимые и ненавидимые, практически все мои знакомые, которых я хочу видеть рядом всегда и с которыми мне тесно под одним Солнцем. Все это придавало созданной Композитором борьбе стихий личный характер. И из моего будущего в этот вечер будет тянуться, становиться все длиннее и тяжелее шлейф страха. Я боюсь, что мое имя окажется среди поверженных или пропавших без вести в войне с самым опасным врагом - самим собой. Но в любом случае я благодарен великому Маэстро за то, что он увлек меня в этот бой. Владимир НОСКОВ
Фото автора
|